177 лет назад в Одессе завершилась третья эпидемия чумы

24 февраля 1838 года в Одессе снят карантин – закончилась третья эпидемия чумы.

В 1837 году Одессу настигла третья эпидемия чумы. Как во всех предыдущих случаях, она была завезена морем. И хотя в истории чумных эпидемий в городе она была не самой крупной, сюжет этого продолжавшегося 5 месяцев события стал достоянием не только профессиональных медиков, но и более широкой читательской аудитории, чему способствовал труд известного в Одессе доктора медицины, основателя первого лечебного заведения на Куяльницком лимане Э.С. Андреевского.

Принимая активное участие в ликвидации чумной эпидемии, он самым детальным образом изложил возникновение и ход борьбы с чумой в книге «О чуме, постигшей Одессу в 1837 году. Исторический взгляд на ход заразы и медицинские над нею наблюдения» (изданная в 1838 году в Одессе книга сохранилась в фондах нескольких библиотек города).

В эпидемию 1837—1838 гг. описываемые Андреевским события происходили в одесском Карантине, а их начало имело и определенную интригу, достойную краткого здесь изложения.

Все началось с того, что 22 сентября 1837 г. на рейде Одесского порта бросило якорь херсонское парусное судно «Самсон». Шкипер Аким Алексеев объявил выехавшим к судну карантинным чиновникам, что 2 недели тому назад во время загрузки дровами в «неблагополучном турецком местечке Исакча» (в настоящее время румынский порт на Дунае), он сообщался с местными жителями, после чего на судне якобы заболела чумой и вскоре скончалась его жена Елена. Ее тело седьмой день находилось в каюте, команда избегала контактов с ним. Карантинные врачи, осмотрев тело умершей, нашли на нем пятна и полосы, которые они, однако, посчитали следами побоев, тем более, что шкипер сознался, будто «ударил жену слегка, не более двух или трех раз». Тем не менее, покойную похоронили со всеми предосторожностями на чумном кладбище Карантина, а участников погребения поместили в чумной квартал.

Пожитки команды «Самсона» были отправлены в карантин и после окуривания возвращены на судно. Шхуну также окурили, после чего приступили к разгрузке. 6 октября заболели 2 матроса, врачи констатировали у них признаки чумы, после чего вся команда была отправлена в чумной квартал, а судно подвергнуто очищению по всем правилам карантинного устава.

10 октября, проболев 3 дня, умерла жена карантинного надзирателя Исаева, который окуривал вещи членов команды «Самсона». Болезнь Исаевой не была признана чумой, и ее похоронили с соблюдением обычного обряда. Некоторым родным и знакомым, пришедшим на похороны, надзиратель раздарил вещи покойной. Поставленное возле его дома оцепление вскоре было снято. О грозящей городу опасности пока не догадывались.

20 октября 1837 г. умер Исаев. После этого симптомы чумы были обнаружены у некоторых людей, получивших в подарок вещи его покойной жены, и у нескольких служителей карантина. Затем чума обнаружилась в городе — на Молдаванке, Новой Слободке, в слободе Раскидайловке, где жили семейства карантинной стражи. 24 октября болезнь обнаружилась в центре города.

Далее последовали меры, уже испробованные городскими властями в эпидемии 1812—1813 гг. и 1829—1830 гг.: город был разделен на участки (кварталы), каждый из них имел назначенного врача и карантинного комиссара, зараженные или подозрительные лица госпитализировались, зараженные жилища и вещи сжигались либо обеззараживались. Особую активность в борьбе с чумой проявил генералгубернатор М.С. Воронцов, специально поспешивший в Одессу из Крыма, где он до этого пребывал. С 25 октября Воронцов сразу же включился в заботы о спасении жителей города, и в первую очередь в беднейшей и наиболее неблагополучной его части – Молдаванке (1269 домов, 11777 жителей), которая была оцеплена войсками и совершенно отделена от города. При этом продовольственная комиссия по распоряжению генералгубернатора озаботилась снабжением жителей необходимыми припасами.

В труде Э.С. Андреевского содержится много интересных деталей борьбы с эпидемией чумы, которая до снятия карантина 24 февраля 1838 года унесла 108 жизней из общего числа заболевших 125 человек. Для медицинского исследования автора, весьма ценного в научном плане, характерен и сам язык изложения событий, придающий повествованию какуюто мрачную выразительность: «Первым зараженным поступил Тарас Иванченко, и по странному определению случая он же выбыл последним, выздоровев совершенно, хотя уже 2 раза готовилась ему могила... Наконец, 22 декабря умерла десятилетняя девочка Авдотья Нефедьева, и вместе с нею закрылся ряд черных гробов 1837 года».

Первым в истории подобных исследований Андреевский снабдил свой труд «чертежом в виде родословного дерева, показывающего ход и распространение чумной заразы». Ствол этого «дерева» составили Практическая и Сомнительная части Карантина, ветви — товарный квартал Карантина, Платоновская пристань порта, различные места в городе, где обнаруживалась чума, в корневой системе «дерева» — шхуна «Самсон». И возле каждой детали этого чертежа — поименный перечень всех жертв эпидемии.

Относительно низкий уровень заболеваний в эту эпидемию стал показателем эффективности принятых властями мер (Последняя фраза из труда Андреевского: «Одесса спасена, а трудная наука государственного управления сделала шаг вперед»).

На борьбу с чумой было потрачено 300 тысяч рублей. Все умершие были похоронены на территории чумного кладбища Карантина. Участников борьбы с эпидемией по инициативе М.С. Воронцова наградили медалью «За прекращение чумы в Одессе» (награда имеется в фондах Музея морского флота Украины).