Русские не сдаются

Эти слова в полной мере относятся ко многим боям Первой мировой. Почему-то современная российская власть, которая так печется о патриотическом воспитании, предпочла не заметить 95-ю годовщину со дня ее начала.

Эту трагическую дату на государственном уровне стараются не замечать: 95 лет назад, 1 августа 1914 года Германия объявила войну России. Тогда у нас эту войну именовали и Второй Отечественной, и Великой, большевики прилепили к ней ярлык империалистической, а народ назвал Германской. Позже стали именовать Мировой, а после начала новой добавили порядковый номер – Первая мировая. Именно она стала прологом к ХХ веку, без которого, возможно, не было бы ни Февраля 1917-го, разложившего армию и государство, ни большевиков с Октябрем, ни братоубийственной гражданской войны.

Атака мертвецов

В 1915 году мир с восхищением взирал на оборону Осовца, небольшой русской крепости в 23,5 км от тогдашней Восточной Пруссии. Основной задачей крепости было, как писал участник обороны Осовца С. Хмельков, «преградить противнику ближайший и удобнейший путь на Белосток… заставить противника потерять время или на ведение длительной осады, или на поиски обходных путей». Белосток – транспортный узел, взятие которого открывало дорогу на Вильно (Вильнюс), Гродно, Минск и Брест. Так что для немцев через Осовец лежал кратчайший путь в Россию. Обойти крепость было невозможно: она располагалась на берегах реки Бобры, контролируя всю округу, в окрестностях – сплошные болота. «В этом районе почти нет дорог, очень мало селений, отдельные дворы сообщаются между собой по речкам, каналам и узким тропам, – так описывало местность издание Наркомата обороны СССР уже в 1939-м. – Противник не найдет здесь ни дорог, ни жилья, ни закрытий, ни позиций для артиллерии».

Первый натиск немцы предприняли в сентябре 1914-го: перебросив из Кенигсберга орудия большого калибра, они бомбардировали крепость шесть дней. А осада Осовца началась в январе 1915-го и продолжалась 190 дней.

Немцы применили против крепости все свои новейшие достижения. Доставили знаменитые «Большие Берты» – осадные орудия 420-мм калибра, 800-килограммовые снаряды которой проламывали двухметровые стальные и бетонные перекрытия. Воронка от такого взрыва была пять метров глубиной и пятнадцать в диаметре.

Немцы подсчитали, что для принуждения к сдаче крепости с гарнизоном в тысячу человек достаточно двух таких орудий и 24 часов методичной бомбардировки: 360 снарядов, каждые четыре минуты – залп. Под Осовец привезли четыре «Большие Берты» и 64 других мощных осадных орудия, всего 17 батарей.

Самый жуткий обстрел был в начале осады. «Противник 25 февраля открыл огонь по крепости, довел его 27 и 28 февраля до ураганного и так продолжал громить крепость до 3 марта», – вспоминал С. Хмельков. По его подсчетам, за эту неделю ужасающего обстрела по крепости было выпущено 200-250 тысяч только тяжелых снарядов. А всего за время осады – до 400 тысяч. «Кирпичные постройки разваливались, деревянные горели, слабые бетонные давали огромные отколы в сводах и стенах; проволочная связь была прервана, шоссе испорчено воронками; окопы и все усовершенствования на валах, как то: козырьки, пулеметные гнезда, легкие блиндажи, стирались с лица земли». Над крепостью нависли тучи дыма и пыли. Вместе с артиллерией крепость бомбили немецкие аэропланы.

«Страшен был вид крепости, вся крепость была окутана дымом, сквозь который то в одном, то в другом месте вырывались огромные огненные языки от взрыва снарядов; столбы земли, воды и целые деревья летели вверх; земля дрожала, и казалось, что ничто не может выдержать такого ураганного огня. Впечатление было таково, что ни один человек не выйдет целым из этого урагана огня и железа», – так писали зарубежные корреспонденты.

Командование, полагая, что требует почти невозможного, просило защитников крепости продержаться хотя бы 48 часов. Крепость стояла еще полгода. А наши артиллеристы во время той страшной бомбардировки умудрились даже подбить две «Большие Берты», плохо замаскированные противником. Попутно взорвали и склад боеприпасов.

6 августа 1915-го стало для защитников Осовца черным днем: для уничтожения гарнизона немцы применили отравляющие газы. Газовую атаку они готовили тщательно, терпеливо выжидая нужного ветра. Развернули 30 газовых батарей, несколько тысяч баллонов. 6 августа в 4 утра на русские позиции потек темно-зеленый туман смеси хлора с бромом, достигший их за 5-10 минут. Газовая волна 12-15 метров в высоту и шириной 8 км проникла на глубину до 20 км. Противогазов у защитников крепости не было.

«Все живое на открытом воздухе на плацдарме крепости было отравлено насмерть, – вспоминал участник обороны. – Вся зелень в крепости и в ближайшем районе по пути движения газов была уничтожена, листья на деревьях пожелтели, свернулись и опали, трава почернела и легла на землю, лепестки цветов облетели. Все медные предметы на плацдарме крепости – части орудий и снарядов, умывальники, баки и прочее – покрылись толстым зеленым слоем окиси хлора; предметы продовольствия, хранящиеся без герметической укупорки – мясо, масло, сало, овощи, оказались отравленными и непригодными для употребления». «Полуотравленные брели назад, – это уже другой автор, – и, томимые жаждой, нагибались к источникам воды, но тут на низких местах газы задерживались, и вторичное отравление вело к смерти».

Германская артиллерия вновь открыла массированный огонь, вслед за огневым валом и газовым облаком на штурм русских передовых позиций двинулись 14 батальонов ландвера – а это не менее семи тысяч пехотинцев. На передовой после газовой атаки в живых оставалось едва ли больше сотни защитников. Обреченная крепость, казалось, уже была в немецких руках. Но когда германские цепи приблизились к окопам, из густо-зеленого хлорного тумана на них обрушилась... контратакующая русская пехота. Зрелище было ужасающим: бойцы шли в штыковую с лицами, обмотанными тряпками, сотрясаясь от жуткого кашля, буквально выплевывая куски легких на окровавленные гимнастерки. Это были остатки 13-й роты 226-го пехотного Землянского полка, чуть больше 60 человек. Но они ввергли противника в такой ужас, что германские пехотинцы, не приняв боя, ринулись назад, затаптывая друг друга и повисая на собственных проволочных заграждениях. И по ним с окутанных хлорными клубами русских батарей стала бить, казалось, уже погибшая артиллерия. Несколько десятков полуживых русских бойцов обратили в бегство три германских пехотных полка! Ничего подобного мировое военное искусство не знало. Это сражение войдет в историю как «атака мертвецов».

Невыученные уроки

Осовец русские войска все же оставили, но позже и по приказу командования, когда его оборона потеряла смысл. Эвакуация крепости – тоже пример героизма. Потому как вывозить все из крепости пришлось по ночам, днем шоссе на Гродно было непроходимо: его беспрестанно бомбили немецкие аэропланы. Но врагу не оставили ни патрона, ни снаряда, ни даже банки консервов. Каждое орудие тянули на лямках 30-50 артиллеристов или ополченцев. В ночь на 24 августа 1915 года русские саперы взорвали все, что уцелело от немецкого огня, и лишь несколько дней спустя немцы решились занять развалины.

Так воевали «забитые» русские солдаты, защищая «прогнивший царизм», пока революция не разложила истощенную и уставшую армию. Именно они сдержали страшный удар германской военной машины, сохранив саму возможность существования страны. И не только своей. «Если Франция не была стерта с лица Европы, то этим прежде всего мы обязаны России», – сказал позже верховный главнокомандующий союзными войсками маршал Фош.

В тогдашней России имена защитников крепости Осовец были известны чуть не каждому. Вот на чьем подвиге воспитывать патриотизм, разве нет? Но при Советской власти знать об обороне Осовца полагалось лишь армейским инженерам, да и то исключительно в утилитарно-техническом разрезе. Имя коменданта крепости из истории было вычеркнуто: мало того, что Николай Бржозовский – «царский» генерал, так еще воевал потом в рядах белых. После Второй мировой историю обороны Осовца и вовсе перевели в разряд запретных: слишком уж нелестные напрашивались сравнения с событиями 1941 года.

И теперь в наших школьных учебниках Первой мировой посвящено несколько строк, на книжных полках достойных изданий – наперечет. В экспозиции Государственного исторического музея о войне 1914-1918 годов вообще нет ничего, в Государственном центральном музее современной истории России (бывший музей Революции) – экспозиция на ползальчика: три погона, шинель, бомбомет, горное орудие, четыре трофейных пулемета и пара трофейных винтовок. Чуть интересней экспозиция выставки «И вспыхнул мировой пожар...»: подлинные карты фронтов, снимки солдат, офицеров и сестер милосердия. Но экспозиция эта кратковременная, к тому же, как ни странно, в рамках проекта «65-летие Победы советского народа в Великой Отечественной войне».

Еще одна выставка – «Великая война» в музее Вооруженных сил. Покидаешь ее с ощущением, что той войны то ли не было вовсе, то ли велась она непонятно где, как, зачем и кем. Много фотографий, немного амуниции, винтовки, пулеметы, сабли, шашки, кортики, револьверы… Кроме штучных единиц наградного оружия, все обезличено: обычное штатное вооружение, ни о чем не говорящее, не привязанное ни к месту и событиям, ни ко времени и конкретным людям. На витрине – шерстяные носки, связанные императрицей и подаренные пациенту Царскосельского госпиталя штабс-капитану А.В.Сыробоярскому. И ни слова о том, кто этот Сыробоярский! Лишь покопавшись в эмигрантской литературе, можно узнать, что Александр Владимирович Сыробоярский командовал 15-м бронедивизионом и трижды был ранен в боях, в Царскосельский госпиталь попал в 1916-м

после очередного ранения. Как не без основания предполагают историки, этот офицер через всю жизнь пронес чувство к одной из великих княжон. В больничной палате состоялась его встреча с императрицей Александрой Федоровной и ее старшими дочерьми, Ольгой и Татьяной. И августейшие дамы в госпиталь вовсе не на экскурсию пришли: с осени 1914-го они каждый день трудились здесь сестрами милосердия. В музейной экспозиции об этом ничего – только пара носков…

Шашка цесаревича. Чучело лошади. Шинель генерала Шварца, руководившего обороной Ивангородской крепости. Фотография Ренненкампфа. Пепельница командира эсминца «Сибирский стрелок», капитана 2-го ранга Георгия Оттовича Гадда. Кортик вице-адмирала Людвига Бернгардовича Кербера. Сабля адмирала Вирена. И ничего о том, чем славны эти люди, тот же Роберт Николаевич Вирен – герой русско-японской войны. Он командовал Кронштадтской базой и был убит озверевшей матросней 1 марта 1917-го…

Увы, музей сей – не исторический, а политический: плоть от плоти печально памятного Главного политуправления Красной, а затем Советской армии. Политработникам, по сей день оккупирующим высокие кабинеты Минобороны, правда об этой войне ни к чему. Потому и продолжается главпуровское разделение на две разные России: Первая мировая – это, мол, война Колчака, Деникина, Юденича, Корнилова, Вирена, Кербера, фон Эссена и прочих «гаддов». Война «белых»!

Но ведь не только «белые» сражались на фронтах, но и «красные». Добровольцами ушли на войну, приписав себе годы, будущие советские маршалы Рокоссовский и Малиновский. Оба заслужили в боях почетные солдатские Георгиевские кресты. Маршалы Блюхер, Буденный, Егоров, Тухачевский, Жуков, Тимошенко, Василевский, Шапошников, Конев, Толбухин, Еременко тоже были на той войне. Как командармы Корк и Уборевич, генералы Карбышев, Кирпонос, Павлов, Качалов, Лукин, Апанасенко, Понеделин… Как и Чапаев, заслуживший в Первую мировую три креста, и Буденный награжденный крестами 3-й и 4-й степеней.

Между тем, в самой Красной армии количество участников Первой мировой после революции стремительно сокращалось. Основную массу ветеранов из числа офицеров вычистили к концу 1920-х, а потом тысячи бывших офицеров были истреблены в ходе чекистской спецоперации 1929-1931 годов «Весна». На смену им пришли, в лучшем случае, бывшие унтеры, вахмистры и солдаты. Да и тех затем «зачистили». Разгром носителей бесценного опыта войны с немцами – офицерского корпуса русской армии – в ходе операции «Весна» аукнется 22 июня 1941-го: Красную армию громили именно германские ветераны. В германской дивизии в 1941 году было не менее сотни офицеров, имевших опыт кампании 1914-1918 гг., в 20 раз больше, чем в советской! И разница эта не только количественная: советские ветераны Мировой вышли из солдат и унтер-офицеров, все германские – из офицеров.

14-й и 41-й

Школьные учебники твердят о гнилости царского режима, бездарных царских генералах, о неготовности к войне, которая была совсем не народной, потому что насильно призванные солдаты якобы воевать не желали…

Теперь факты: в 1914-1917 годах в русскую армию было призвано почти 16 миллионов человек – из всех сословий, едва ли не всех национальностей империи. Это ли не народная война? И эти «насильно призванные» воевали без комиссаров и политруков, без чекистов-особистов, без штрафбатов. Без заградотрядов. Георгиевским крестом отмечены около полутора миллионов человек, 33 тысячи стали полными кавалерами Георгиевских крестов всех четырех степеней. Медалей «За храбрость» к ноябрю 1916 года было выдано на фронте свыше полутора миллионов. В тогдашней армии кресты и медали просто так никому не вешали и за охрану тыловых складов не давали – только за конкретные боевые заслуги.

«Прогнивший царизм» провел мобилизацию четко и без намека на транспортный хаос. «Неготовая к войне» русская армия под водительством «бездарных» царских генералов не только осуществила своевременное развертывание, но еще сама нанесла противнику серию мощных ударов, проведя ряд удачных наступательных операций на вражеской территории.

Армия Российской империи три года держала удар военной машины трех империй – Германской, Австро-Венгерской и Османской – на огромном фронте от Балтики до Черного моря.Царские генералы и их солдаты вглубь Отечества врага так и не пустили. Генералам приходилось отступать, но армия под их началом отходила дисциплинированно и организованно, только по приказу. Да и гражданское население старались на поругание врагу не оставлять, по возможности эвакуируя.

«Антинародный царский режим» не додумался репрессировать семьи попавших в плен, а «угнетенные народы» не спешили переходить на сторону врага целыми армиями. Пленные не записывались в легионы, чтобы с оружием в руках воевать против собственной страны, подобно тому, как спустя четверть века это сделали сотни тысяч красноармейцев. И на стороне кайзера не воевал миллион русских добровольцев, не было власовцев. В 1914-м никому и в страшном сне не могло присниться, чтобы казаки сражались в германских рядах.

Конечно, в русских войсках не хватало винтовок, пулеметов, снарядов и патронов, а техническое превосходство германцев было налицо. Потери армии России исчислены в 3,3 миллиона человек, а всего безвозвратные потери России составили около 4,5 миллиона человек. В Великую Отечественную потеряли 28 миллионов человек – это официальная статистика.

На войне империалистической русская армия своих на поле боя не оставляла, вынося раненых и предавая земле убитых. Потому косточки наших солдат и офицеров Первой мировой на полях сражений не валяются. Про Отечественную известно: 65-й год с ее окончания, а количество по-человечески так и не погребенных исчисляется миллионами.

Кому нужна ваша правда?

Но погибшим в Первой мировой в нашей стране памятников нет – ни единого. Разве лишь несколько крестов возле храма Всех Святых во Всехсвятском, что на Соколе, воздвигнутых частными лицами. Во время Германской возле этого храма было огромное кладбище, где хоронили воинов, умерших от ран в госпиталях. Советская власть кладбище уничтожила, как и многие другие, когда методично стала выкорчевывать память о Великой войне. Ее велено было считать несправедливой, проигранной, позорной.

К тому же у руля страны в октябре 1917-го стали натуральные дезертиры и саботажники, ведшие подрывную работу на вражеские деньги. Товарищам из опломбированного вагона, ратовавшим за поражение отечества, было неудобно вести военно-патриотическое воспитание на примерах империалистической войны, которую они превратили в гражданскую. А в 1920-е годы Германия стала нежным другом и военно-экономическим партнером – к чему было раздражать ее напоминанием о былом разладе?

Правда, кое-какая литература о Первой мировой войне издавалась, но утилитарная и для массового сознания. Другая линия – учебно-прикладная: не на материалах же походов Ганнибала и Первой конной было учить слушателей военных академий. И в начале 1930-х обозначается научный интерес к войне, появляются объемные сборники документов, исследования. Но тематика их показательна: наступательные операции. Последний сборник документов вышел в 1941-м, больше сборников уже не выпускали. Правда, даже в этих изданиях не было ни имен, ни людей – только номера частей и соединений. Даже после 22 июня 1941-го, когда «великий вождь» решил обратиться к историческим аналогиям, вспомнив имена Александра Невского, Суворова и Кутузова, он ни словом не обмолвился о тех, кто стал на пути немцев в 1914-м.

После Второй мировой войны строжайший запрет был наложен уже не только на исследование Первой мировой, но вообще на любую память о ней. И за упоминание героев «империалистической» можно было отправиться в лагеря как за антисоветскую агитацию и восхваление белогвардейщины.

Сейчас самый большой массив документов, относящихся к этой войне, – в Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА). По словам Ирины Олеговны Гаркуши, директора РГВИА, едва ли не каждый третий запрос в архив касается Первой мировой. Порой до двух третей из тысяч таких запросов – просьбы найти сведения об участниках Первой мировой войны. «Пишут родственники, потомки участников войны: одни желают узнать, был ли награжден их предок, другим интересно, где и как он воевал», – говорит Ирина Олеговна. Значит, интерес людей к Первой мировой налицо! Причем растущий, подтверждают архивисты.

А на государственном уровне? Из общения с архивистами ясно, что о 95-летии начала Первой мировой в высоких кабинетах даже не вспоминали. Подготовки к грядущему 100-летию войны на государственном уровне тоже не наблюдается. Быть может, самим архивистам проявить инициативу? Но кто это будет издавать, за чей счет? К тому же это адов труд, требующий многих лет кропотливой работы. К примеру, в Национальном архиве Республики Беларусь, фонды которого составляют

964 500 единиц хранения, работают 150 человек. Фонды Первой мировой РГВИА – 950 000 единиц – обслуживает всего три человека. Белоруссия, конечно, гораздо более могучее и богатое государство, чем Россия…

«Мы готовы издавать сборники документов по боевым действиям, – говорят в РГВИА, – но для их подготовки нужны именно военные специалисты». Только официальных историков в погонах это не интересует, потому что военная история – епархия ведомства, выросшего из Главпура. Оно по-прежнему цепко держит удавку на горле военной истории и военно-патриотического воспитания, выдавая на-гора просталинские мифы. Как говорил когда-то начальник Главпура, генерал Алексей Епишев, «кому нужна ваша правда, если она мешает нам жить?» Его наследникам правда о Германской войне жить тоже мешает: их карьера построена на «десяти сталинских ударах». Только на лжеистории и борьбе с «фальсификаторами» настоящих патриотов не воспитать. И воспитание по-главпуровски уже дважды обрушило страну и армию – в 1941-м и 1991-м.