«Второй эшелон» Первой мировой

Великодержавные амбиции неглавных участников войны.

Зявить свои претензии на первые роли, или, воспользовавшись ситуацией, вернуться в стан тех, кто вершит судьбы мира, мечтали и другие действующие лица, скажем так, «второго эшелона». К числу таковых можно отнести Италию и Японию, а также Турцию. Этот список, хоть и с очень большой натяжкой, может пополнить и Бельгия, которая, несмотря на свои небольшие размеры, имела при общеевропейской разборке совсем немалые претензии, не в последнюю очередь благодаря своему подзабытому уже теперь колониальному могуществу.

Причины возникновения Первой мировой войны, стремление стран-участников к захвату новых территорий, разделу колоний и устранению конкурентов в международной торговле, вплоть до полного их уничтожения, широко известны. Не менее известны и намерения основных персонажей военных баталий начала прошлого столетия: Германии, Австро-Венгрии, Англии, Франции, России… Чего стоят, к примеру, в современном политическом контексте, планы кайзеровской Германии воссоздать средневековую Великую германскую империю, отсечь от России Украину, присоединить её к новому сверханклаву из завоёванных территорий Белоруссии, Кавказа и Прибалтики… И к чему они привели? Но были и другие…

Италия

Об имперском величии этой едва ли не самой молодой из крупных европейских держав её монархи начали печься задолго до мировой войны. Члены Савойской династии, переброшенные революционной волной Рисорджименто из скромного Сардинского королевства на трон в Риме, опирались на самую активную поддержку элит, и не скрывали стремления создать в только что воссоединившейся Италии заморскую империю, хоть чем-то напоминавшую Великую Римскую. В принципе этому немало способствовал и сам по себе тот факт, что формально Италия была связана договорными обязательствами с Германской и Австро-Венгерской империями, гордо именуясь при этом членом Тройственного союза. Вот лишь несколько характерных эпизодов, подтверждающих подобную оценку стартовых позиций Италии. Так, ещё в 1878 году была предпринята тщетная попытка заполучить Тунис и часть Ливии, которые в то время никак нельзя было отнести к сфере влияния Германии и Австрии. В 1881 году, когда был открыт Суэцкий канал, Италия, разумеется, с дальним прицелом, купила у компании «Рубаттино» небольшой порт Ассаби на Красном море и вместе с ним удобную Ассабскую бухту, на что фактическое добро дали англичане. Но через год итальянцы нацелились уже на оккупацию территорий у Красного моря, - эту авантюру сорвали только недвусмысленные ответные угрозы республиканской Франции. Затем началась война с Абиссинией, закончившаяся крахом. Армия короля Менелика, который объявил себя императором единой Абиссинии, разбила берсальеров при Адове, и итальянцам по мирному договору досталась только узкая полоска побережья, названная Эритреей. В 1889 году, после нового вторжения, были всё же основаны итальянские колонии в Сомали и Эритрее, и даже установлен протекторат над Эфиопией… Предприимчивые итальянцы добрались и до Китая, десантировавшись в бухте Сан Мун, но там тоже получили отпор. На этой агрессивной волне бедная страна с отсталой экономикой и слабой армией не отступала от своих территориальных домогательств за границей.

В начале неожиданно разразившейся мировой войны Италия стремилась сохранять нейтралитет, хотя де-юре и оставалась членом Тройственного союза вместе с Германией и Австро-Венгрией. Италия имела территориальные претензии к Австрии, которая контролировала Тренто, Южный Тироль и Триест, и по условиям Тройственного союза та была обязана передать эти территории Италии в случае удачного наступления на Балканах. Именно об этом, под впечатлением разнузданного ультиматума Вены в адрес Сербии, уже 12 июля 1914 года итальянский посол герцог Аварна напомнил канцлеру дуалистической монархии графу Берхтольду. При этом он заявил, что правительство Италии не считает себя обязанным оказывать помощь Австро-Венгрии в случае ее нападения на Сербию. 27-28 июля, за считанные дни до объявления войны, со схожими заявлениями дважды выступил глава итальянского внешнеполитического ведомства маркиз ди Сан-Джулиано. Но Вена слишком рьяно стремилась «наказать» Сербию, и там уже закусили удила - Австрия отказалась от всех сделок, её категорически не устраивали претензии Рима на то, чтобы превратить Адриатику в «итальянское озеро».

Италия же ни в коей мере не собиралась поддерживать навязчивое стремление северного соседа к господству на Балканах, и в Риме фактически с началом военных действий изготовились к тому, чтобы переметнуться к Антанте.

Там, в случае победы, Италии давно обещали вернуть спорные территории, прежде всего – в Альпах, так называемые ирредентистские (неосвобождённые) земли, в том числе Трентино, часть Тироля и Триест. Итальянская элита, в которой титулованных особ было едва ли не больше, чем в других странах, сразу же стала претендовать на то, чтобы именно их стране принадлежала роль одного из ведущих членов этого союза, хотя опять же, к тому было слишком мало серьёзных оснований. Однако торг слегка затянулся – Англия и Франция не спешили однозначно поддержать претензии Рима, а Россия «по-родственному» отмалчивалась, хотя кого в те дни могли смутить семейные связи Романовых с Виктором Эммануилом III (он и два русских великих князя, в том числе главнокомандующий Николай Николаевич был женаты на дочерях черногорского короля Николы I Петровича).

Лишь в мае 1915 года Италия объявила войну Австрии, лелея всё те же амбициозные перспективы, - полностью контролировать северное и восточное побережье Адриатики. С подачи генерала Кадорно, всерьёз рассчитывавшего получить уникальное звание генералиссимуса, итальянские политики то и дело в дипломатических переговорах ссылались на протяженность и незащищённость своего западного побережья из-за «пологого рельефа», дающего возможность любому агрессору легко десантироваться. Но тут же звучали и ссылки на необходимость довести до минимума количество портов Сербии на гористом восточном побережье Адриатического моря, чтобы и здесь полностью диктовать свои условия той же Сербии и другим балканским государствам. Нельзя не отметить, что эти желания в немалой степени подогревались Францией, Англией и США.

Вот как комментировал сложившуюся ситуацию английский историк В.В. Готлиб: «Благожелательность со стороны Англии и Франции привели к тому, что Италии был предоставлен голос в вопросах Адриатики и Балкан, совершенно не соответствовавшей её реальной силе». По признанию премьер-министра Антонио Саландры, итальянское правительство предусматривало цель установить «военное превосходство в Адриатике» и претендовало на «…Триест и всю Истрию до Кварнеро, включая Волоску, а равно Истрийские острова,… на область Далмацию к югу от реки Наренты, полуостров Саббиончелло и все острова, расположенные к северу и западу от Далмации…, полный суверенитет (над) Валоной… и Сасено… с территорией… от реки Воюса на севере и на востоке и приблизительно до Химары на юге», в сочетании с условием, чтобы «побережье между Химарой и мысом Стилосом и между устьем Воюсы и бухтой Каттаро включительно было нейтрализовано, а Дураццо передано новому «независимому» мусульманскому государству в центральной Албании (очевидно под контролем Рима».

Чтобы всё это иметь, Италии пришлось ввязаться в изнурительную войну. Противостояние с Австро-Венгрией затянулось на три с половиной года, Италия потерпела целую серию поражений, а разгром при Капоретто едва не привёл к падению династии и даже досрочному выходу страны из войны.

Страна потеряла 600 тысяч человек, а по окончании Первой мировой получила минимум того, чего желала, а именно всё те же Триест, Истрию и Южный Тироль… Да к тому же – под боком – самостоятельное союзное государство, объединившее сербов, хорватов и словенцев, и явно набирающее силу. Развернуть своё господство на Балканском полуострове Италии так и не удалось, да и союзники не дали, что стало одним из факторов формирования в стране странной смеси политической неудовлетворённости и реваншизма.

В последующем попытка итальянцев захватить остров Корфу привела к конфликту с Грецией и закончилась безрезультатно. А, когда, уже во времена фашистского режима Муссолини, в явно искажённой форме возродилась идея создать «новую Римскую империю», осуществить её диктатору тоже не удалось. Началось всё с того, что военный поход в Абиссинию осудила Лига наций, справиться с Югославией и Грецией дуче помогали немцы, а все потуги стать равноценным партнёром Германии в новой мировой войне закончились нацистской оккупацией, и уже позже - свержением и казнью Бенито Муссолини.

Япония

Перед началом Первой мировой войны Японская империя имела хорошую, обстрелянную в боях армию и неплохое вооружение, благодаря военной помощи Германии. В результате успешного завершения русско-японской войны 1904-1905 года границы империи существенно расширились: по Портсмутскому мирному договору 23 августа 1905 года она получила все Курильские острова и Южный Сахалин с границей по 50-й параллели. Когда началось глобальное мировое противостояние, японская дипломатия, которую возглавлял выходец из кадров компании «Мицубиси» консерватор Танааки Като, строилась на всё том же шатком нейтралитете, характерном ещё до войны с Россией. Эта политика предполагала выбор наиболее предпочтительного перехода в стан одной из противоборствующих сторон.

Достаточно крепкие военно-политические связи правительств Японии и Германии делали этот выбор вроде бы очевидным, но так дело обстояло только на первый взгляд. Даже в случае скоротечной победы Тройственного союза (германский генеральный штаб отводил на её достижение всего два-три месяца) Япония вряд ли добилась бы существенных приобретений на суше - в Китае и России, ограничившись сохранением довоенного статус-кво. Более того, агрессивная Германия на волне победы могла аннексировать «заодно» и островные владения империи в Тихом океане. Кроме того, в случае десанта на российскую территорию японцы немедленно столкнулись бы с военной поддержкой морских и сухопутных сил Англии и Франции, дислоцировавшихся в Индии, Австралии и Новой Зеландии. Военные историки справедливо называли такой шаг «самоубийством».

А вот союз с Антантой полностью развязывал руки японской военщине для продвижения вглубь вожделенной территории Китая и нового захвата тихоокеанских островов.

Более того, дипломатической основой такого сотрудничества служило англо-японское соглашение 1902 года, имевшее достаточно откровенную антирусскую направленность. Однако на Россию можно было не оглядываться – новой войны с Японией в Петербурге явно не желали, а продолжению экономической экспансии в северную часть Манчжурии в условиях мира с японцами практически ничто не мешало. К союзу с Антантой Японию подталкивала и политика Первого лорда английского адмиралтейства Уинстона Черчилля, предполагавшая концентрацию военно-морских сил Великобритании в Средиземном море, а морской контроль в Тихом океане при этом полностью возлагавшая на японский флот.

В конце концов, шаткий нейтралитет плавно перешёл в обещание Англии помочь отбить атаки германских подразделений на Гонконг и концессию Вейхайвэй на китайском полуострове Шаньдун, если таковые будут предприняты. Вскоре обещание пришлось выполнять: 7 августа 1914 года Лондон «поручил» Токио уничтожить германские корабли в водах Китая. И на следующий день Япония приняла окончательное решение вступить в войну – немецкие восточные владения оказались настолько лакомым куском, что в Токио не смогли от него отказаться. Германии был предъявлен ультиматум, который та проигнорировала, и тогда 23 августа 1914 года император Муцухито, взявший имя Мейдзи, уже официально объявил войну Германии.

Японские вооруженные силы действовали достаточно активно, - их десанты в августе-сентябре захватили Маршалловы, Марианские, Каролинские острова, находившиеся под контролем Германии, помимо этого, австралийские морские силы и новозеландский экспедиционный отряд заняли немецкие военные базы в Новой Гвинее, Новой Британии, на островах Самоа и Соломоновых. К началу ноября единственной территорией в Тихом океане, где находились германские вооруженные отряды, оставалась порт-крепость Циндао, которая после длительной осады тоже пала.

Британский посол в Петербурге Джордж Бьюкенен вполне серьёзно вынашивал идею пополнения рядов русской армии на австро-германском или кавказском фронте японскими частями. Но в реальности союзники даже пригласили японский флот повоевать в Средиземном море, и там он проявил себя с самой лучшей стороны. В марте 1917 года крейсер «Акаси» в сопровождении 8 эсминцев через Аден и Порт-Саид вышли в Средиземное море и прибыли на Мальту. О том, что помощь японских кораблей способна внести решительный перелом в ситуацию на Средиземном море, речи пока не было, но в прикрытии транспортов с подкреплениями, идущими на Западный фронт, новые союзники участвовали активно. Вскоре из японских моряков, хотя и на время, были сформированы экипажи двух английских канонерок и двух миноносцев, а число кораблей из страны восходящего солнца на Средиземноморье достигло 17. Не случайно, когда дело уже подходило к мирной разрядке, Япония громко потребовала свою часть добычи – семи трофейных подводных лодок, полученных от ликвидируемого германского флота, самураям было явно мало. На Парижской мирной конференции 1919 года Япония добилась официальной передачи в её ведение всех тихоокеанских территорий, принадлежащих Германии севернее экватора, - тех же Марианских, Маршалловых, Каролинских островов. Затем последовали наземные операции, преследовавшие целью установить японское господство не только в Маньчжурии и Внутренней Монголии, но и во всём Китае.

Показательно, что как только от Антанты откололся один из союзников - Россия, именно Япония оказалась среди первых и в числе интервентов, вторгшихся на территорию Советской республики в 1920 году…

Соединённые Штаты Америки, Великобритания, Франция всячески подогревали агрессивные настроения японского милитаризма в отношении «коммунистической России». Например, ещё 2 ноября 1917 года в Вашингтоне было заключено американо-японское соглашение Лансинга-Исии, секретные статьи которого оговаривали совместные действия на Дальнем Востоке и в Сибири – вплоть до Иркутска. Вожделенной территорией для японцев оставался остров Сахалин. Заполучить его полностью они пытались не только военными действиями, но и подкупом. В декабре 1920 года мэр Токио, бывший министр иностранных дел Японии Симпэй Гото пригласил высокопоставленного советского дипломата Адольфа Иоффе, между прочим, подписавшего Брестский мир, в Токио и предложил ему провести переговоры о продаже его стране северной части острова Сахалин за… 100 миллионов долларов. Попытка, естественно, провалилась, хотя возможности молодой Советской республики не только по освоению сахалинских богатств, но и просто по поддержанию нормального существования немногочисленных обитателей острова, были весьма и весьма ограничены.

Позже история всё расставила на свои места. По итогам Второй мировой войны СССР вернул в свои границы Курилы и полностью остров Сахалин. Но, как известно, до сих пор милитаристски настроенные круги Японии не унимаются, считая эти территории спорными.

Турция

В отношении Турции в период мировой войны можно, скорее, говорить об утрате глобальных имперских амбиций, но вместе с тем, и о жажде реванша, причём в большей степени не на Балканах, а на Ближнем Востоке и Кавказе. К 1914 году Турция находилась в крайне тяжёлом положении, как с точки зрения экономики и финансов, когда долги многократно превышали размеры бюджета, так и с политической точки зрения. Старые партнёры - немецкие политики после Балканских войн в немалой степени опасались дальнейшего сближения с Турцией, считая её чуть ли не бесполезной в качестве союзника – «Турция все ещё находится в таком состоянии, что пройдут годы, пока можно будет на нее рассчитывать», писал незадолго до Сараевского убийства германский посол в Константинополе барон Вангенгейм. Такая позиция Германии позволила широко внедряться в экономику Оттоманской порты, только начинавшую оживать при младотурках, прежде всего, французскому капиталу. Но о реальном союзе с Антантой в Стамбуле думал лишь один из «триумвирата пашей», совершивших в январе 1913 года очередной государственный переворот – морской министр и военный губернатор Стамбула Ахмед-Джемаль. Он откровенно преклонялся перед традициями французской демократии, однако на переговорах в Париже потерпел полное фиаско – французы в балканском регионе давно сделали выбор в пользу Сербии и Греции.

Итогом непродолжительных дипломатических игр с младотурками стал «традиционный» союз с Германией и Австро-Венгрией, хотя в Стамбуле, постоянно оглядываясь на Рим, пытавшийся выторговать для себя чего-то «побольше австрийского Тироля», тоже сумели потянуть время.

Но младотурки, похоже, «играли в нейтралитет» только ради того, чтобы ударить по России на Кавказе в тот момент, когда большая часть русских войск оттуда будет переброшена на австро-германский фронт. Именно Кавказ и стал, по сути, основным объектом притяжения для турецких империалистов в начавшейся войне. Наиболее трудной, и как показала война, в реальности невыполнимой, оказалась задача свести воедино под османским полумесяцем беспокойную и неподвластную Армению - в виде некого подобия христианской автономии. А вот идеи захвата Нахичневани и всего современного Азербайджана, возвращения Карса и окрестностей вместе с населённым мусульманами-аджарцами черноморским побережьем, казалось, буквально витали в воздухе. И на финальном этапе мировой войны ситуация, в связи с крахом Российской империи, складывалась так, что одним из неожиданных итогов глобального противостояния мог бы стать именно полный турецкий приоритет в Закавказье. Но не сложилось – расчёт за союзничество с кайзером Вильгельмом и императором Францем оказался для Османской Турции очень жёстким и жестоким. Турции грозила не только утрата Стамбула/Константинополя и прибрежной Малой Азии, речь шла об окончательном разделе остатков бывшей империи на мелкие страны или, в лучшем случае – на зоны влияния. Единство страны удалось отстоять путём масштабных преобразований, прежде всего – ликвидации Османской империи, и фактически только за счёт победы в греко-турецкой войне, когда немалую помощь младотуркам оказала Советская Россия, только что выкарабкавшаяся из Гражданской войны. Своеобразные долгосрочные партнёрские отношения, которые сложились затем у СССР с обновлённой под руководством Кемаля Ататюрка Турцией, сыграли не последнюю роль в том, что от участия во Второй мировой войне стране, пусть даже ценой утраты значительной доли самостоятельности, всё же удалось уклониться.

Остаётся напомнить, что на своих арабских окраинах Турция в ходе мировой войны ограничивалась обороной и, в основном, пресечением арабского сепаратизма.

Европейские же аппетиты обновлённой Турции, в принципе, были и вовсе очень умеренными – про Боснию или Македонию можно было забыть навсегда и дальше того, чтобы отодвинуть границы от Стамбула, дело не шло. Однако и такое желание сразу натолкнулось на серьёзные трудности в связи с тем, что в сфере германского влияния, а фактически под потенциальной защитой германских штыков уже в 1914 году оказались и Болгария и Греция. Болгария долго торговалась, но в 1915 году всё же выступила на стороне Тройственного союза, в составе которого Италию сменила как раз Турция, а вот в Греции союзникам, чтобы вывести её из-под немецкого влияния, пришлось даже провернуть государственный переворот и добиться отречения короля.

Бельгия

Как известно, Лондонский договор 1839 года гарантировал нейтралитет Бельгии в случае начала военных действий на европейском театре. Но план, разработанный начальником штаба Германии генерал-фельдмаршалом фон Шлиффеном, ещё в 1905 году заранее предполагал использование территории этой страны для обхода основных оборонительных рубежей Франции. Как известно, в августе 1914 года так оно и случилось. Лондонский договор немцы просто-напросто игнорировали - германский канцлер Бетман-Гольвег вообще назвал его ненужным «клочком бумаги».

За словом последовало дело – 2 августа 1914 года посол Германии в Бельгии фон Белов-Залеске предъявил министру иностранных дел Королевства Бельгии Жюльену Давиньону ультиматум с требованием пропустить немецкие войска через территорию Бельгии. В ответ один из гарантов бельгийского нейтралитета – Великобритания объявила 4 августа войну Германии. Бельгия официально вступила в войну 3 августа. Немцы, сломив сопротивление немногочисленной бельгийской армии, вскоре практически полностью оккупировали страну, создав в ней оккупационные администрации и провели ряд карательных мер против мирного населения. Бельгийские отряды сражались на стороне Антанты на Западном европейском фронте, на протяжении всех лет войны цепляясь за крохотный участок не оккупированной бельгийской территории, а колониальные подразделения участвовали в боевых действиях против германских войск в Конго и Восточной Африке. В 1916 году именно бельгийские части захватили Руанду и Бурунди.

Большие потери этого маленького государства -10 тысяч мирных жителей и до 59 тысяч военнослужащих, - а также посильная помощь союзникам были учтены при разделе «германского пирога».

По Версальскому договору Бельгия получала округа Мальмеди и Эйпен, а также нейтральную и немецкую часть Мореснета, - конкретнее - 990 квадратных километров немецких земель с населением 65 тысяч человек. А чуть позже – в 1922 году - Руанда и Бурунди, бывшие частью германской Восточной Африки, своевременно «освобождённые» бельгийскими солдатами – приобрели статус мандатных территорий Бельгии. Последовали и финансовые компенсации. В 1920 году на конференции в Сие было принято решение, что 8 процентов от суммы немецких выплат странам-победительницам достанется Бельгии.

Независимость этого государства постоянно была болезненной темой на международном поле дипломатии. Особенно этим была обеспокоена Великобритания, где ещё со времён Ватерлоо и Венского конгресса рассматривали бывшие испанские нидерландские провинции в качестве некого континентального плацдарма в противовес и Германии, и Франции. Осенью 1916 года, когда мирное разрешение кровавой битвы ещё даже не приближалось, министерство иностранных дел Великобритании по поручению премьер-министра подготовило меморандум о предполагаемых основах будущего территориального переустройства Европы. Касаемо Бельгии в нём, в частности, говорилось: «После войны, как это было и до войны, жизненные интересы Англии будут заключаться в том, чтобы преградить Германии доступ к бельгийскому побережью. Недавние события убедительно показали, что эти интересы недостаточно эффективно обеспечены договорами, предусматривающими международные гарантии нейтралитета Бельгии. Мы полагаем, что независимость Бельгии будет лучше обеспечена, если взамен нынешних гарантий будет заключён договор о постоянном союзе между Бельгией, Францией и нами. Известно, что сама Бельгия будет приветствовать такой союз. На это могут возразить, что такой союз вовлекает нас в континентальные соглашения и вызовет вероятное увеличение наших военных обязательств. По нашему мнению, однако, другого выбора нет, поскольку жизненные интересы нашей страны требуют, чтобы возможность германского вторжения в Бельгию была предотвращена, и поскольку Бельгия не может сама обеспечить свою оборону». В том же меморандуме высказывалось пожелание присоединить к Бельгии Люксембург, который она потеряла в 1839 году.

Завершая этот лишь поверхностный обзор, отметим, что в «дипломатическом пасьянсе» времён Первой мировой войны «второй эшелон» так и не сумел сыграть достойной партии. Но если Бельгия хотя бы чем-то поживилась, в Турции новые лидеры страны во главе Кемалем Ататюрком были весьма рады уже тому, что удалось хотя бы сохранить государственную независимость, то новая попытка выйти на первые роли, предпринятая Римом и Токио - уже во Второй мировой войне, оказалась просто провальной.