Анекдоты от графа Ланжерона

Даже в некрологе, помещенном в газете «Санкт-Петербургские ведомости», его назвали остроумнейшим человеком России.

Но как он, французский граф, из благословенной Франции попал в вечно неустроенную Россию? Обычно, отвечая на этот вопрос, говорят о Французской революции, во времена которой гильотина работала, как хорошо отлаженная сенокосилка. Но были и еще довольно существенные причины.

На балу в Версале, который давала королева Мария-Антуанетта по случаю рождения наследника престола, граф Ланжерон оказался почти случайно. Франция искренне радовалась, потому что в честь рождения малютки прощались долги, девицы-бесприданницы ссужались от имени королевы деньгами, была объявлена амнистия…

19-летний граф Ланжерон на этом балу блистал своим парадным камзолом, который имел название «праздник у моря с синим фейерверком» — название было дано за сочно-зеленый цвет с синими всполохами складок. Но на этом балу был один-единственный человек, которого не только удручало, но и приводило в негодование рождение наследника. Это был брат короля, граф Прованский. Что и говорить — ведь до этого наследником престола был он! Человек недалекого ума, граф по поводу рождения наследника даже затеял семейную свару, утверждал, что Мария-Антуанетта родить не способна, а наследника ей прислали по почте из Вены, откуда она была родом.

И вот, на балу в Версале его унылую физиономию видели то там, то тут. Граф Ланжерон наблюдал, как Прованский жестикулировал, указывал на колыбель, что-то объяснял знатным гостям, негодовал и говорил без умолку. Ланжерон в то время был лейтенантом и в своем полку слыл сочинителем. И на этот раз едкое четверостишие явилось ему моментально, и он через секунду прочитал его своим друзьям на этом балу:

«О графе Прованском всяк думать привык:

«Отлично у парня подвешен язык!»

Подвесим и то, что расскажет о графском уме.

Весы улыбнутся и будут стоять на нуле».

В какой-нибудь получас эпиграмма распространилась на балу, как эпидемия. Ее повторяли сановники, министры. Она дошла до слуха короля, и он рассмеялся. Когда же и граф Прованский узнал, в чем дело, то веселый и беззаботный лейтенант Ланжерон и не представлял себе той мести, на которую был способен брат короля. Он преследовал его всю жизнь и в не меньшей степени, чем Французская революция, был причиной бегства графа Ланжерона из Франции.

В России на ломаном русском шутки графа распространялись из уст в уста. (Заметим, что слово «анекдот» в то время имело иной смысл, чем теперь. Оно было эквивалентно слову «история». Знаменитые «Анекдоты Оттоманского двора», изданные в то время, ничего общего не имели с теперешними анекдотами. Это, скорее, длинные истории о мусульманах.) А граф любил лаконичность, порой шутил непроизвольно, не отдавая себе в этом отчета. Уезжая из Санкт-Петербурга, он попал в лужу перед гостиницей на Большой Морской улице, где жил. И при этом воскликнул:

— Действительно, эта столица построена на болоте! Ведь мне приходится вместо рук умывать ноги.

Биографию Ланжерона можно было бы изложить, пустившись в путь по следам его шуток. В России он сразу попал в переплет на войне со Швецией. Его определили командовать канонерскими лодками. Граф сражался достойно. В Эрмитаже, куда его пригласила императрица Екатерина II, он рассказывал ей:

— Шведы вели шквальный огонь! И я подумал, что превратности судьбы сейчас и превратят меня в предмет совершенно неодушевленный, хоть и в чине капитана.

— Пока этого не произошло, я жалую вам чин майора, — рассмеялась императрица.

После этого он отправился на войну с турками, и знаменитой на всю Россию стала фраза графа об украинских степях. Когда он проезжал бескрайними украинскими степями, то встретил в корчме княгиню Голицыну и сообщил ей:

— Пейзажи вокруг прекрасные! Но вот из удобств тут только водка.

Когда его спросили, бывают ли в Париже метровые снега, он ответил:

— Конечно. Я как-то видел такой снег возле Лувра. Но только это был снег в длину.

Правда, граф не слыл весельчаком. Природа его иронии носила немного меланхоличный характер. Он не старался веселить, был естествен в шутке. В то время в Петербурге выходило множество журналов и журнальчиков, и литературная братия, когда граф бывал в Петербурге, приглашала его к сотрудничеству. В этой среде графа знали как парижского литератора, автора комедии «Предполагаемая дуэль», единственный экземпляр которой, изданный в 1789 году, автор этих строк обнаружил в Парижской Национальной библиотеке. Эта комедия с успехом шла в парижском театре «Амбигю-комик». Кроме того, граф Ланжерон был постоянным автором парижского сатирического издания «Акты апостолов». Вот почему петербургским журналистам впору было ходить за графом и записывать его шутки для журнала «Ни то, ни сё» или «Трутень».

К слову сказать, у графа в Петербурге вдруг объявился троюродный брат: Мишель Андро-Ланжерон-Антоновский (его предки из рода Ланжеронов служили в Украине еще в XVI веке). Он был майором в отставке и, конечно же, по тогдашнему обыкновению, издавал журналы! Сначала это «Вечерняя заря», а потом «Беседующий гражданин». Этот журнал был настолько неудачен, что наш, одесский, Ланжерон едко называл его «Бредящий гражданин».

Когда граф стал генерал-губернатором Новороссии и градоначальником в Одессе, то, бывая в северной столице, он как-то сказал на балу слишком разговорчивой даме:

— По-моему, вы недавно приехали с юга, из Одессы. У вас такой загорелый язык!

На этом же балу об одном из светских кавалеров, который в танце невпопад и часто опускался перед дамой на колено, граф сказал:

— Он становится перед ней на колени, чтобы увереннее способствовать ее падению!

Об одном из Нарышкиных, у которого была молодая и слабая на мужской пол жена, граф отозвался так:

— Когда он ночью оставляет в постели жену и идет в туалет, то говорит ей: «Я по-быстрому. Так что попридержи местечко».

Генерал от инфантерии Ланжерон был собранным, мужественным воином, без которого не обошлась ни одна военная кампания в России на протяжении тридцати с лишним лет. Может быть, поэтому к концу своего губернаторства в Одессе он стал чрезвычайно рассеян. Общеизвестен факт, как во время приезда императора Александра I в Одессу граф уступил ему свой дворец. И, когда он оставил императора в своем кабинете, то, по рассеянности, запер за собой дверь — Александр долго не мог выйти оттуда, пока не разыскали графа с ключом. Как-то в двенадцать ночи граф спросил у князя Гагарина: «А вы отчего не едете домой, князь? Вас уж, верно, дома заждались!». На это удивленный князь Гагарин сказал: «По-моему, вы считаете, что я у вас в гостях? Но, граф, это вы у меня дома! Вы приехали ко мне в пять, а уже двенадцать!». Граф Ланжерон осмотрелся и был вынужден признать, что сидит в гостиной князя Гагарина, а отнюдь не у себя дома! Да, это была рассеянность, порой приводящая к курьезам. Но граф еще по-прежнему был способен, утешая жену умершего одесского плац-майора, бабника и гуляки, сказать вдове: «Утешьтесь. Теперь, по крайней мере, вы точно будете знать, где он проводит все ночи».